– Не животное, а разумное гуманоидное существо, – строго поправил Олег. – Можно сказать, человек.
Кряхтя, Ярослав забрался в пилотское кресло. Оно было тесновато для него, но сидеть можно. Ноги упёрлись в скошенный пол – никаких педалей. Забавно… Он взялся за рычаги – наверное, удобные для шестипалых лап… так, а если переменить пальцы… нет, вполне удобоваримо. Знать бы только, для чего они служат. Где газ, где тормоз, где переключение скоростей?
Он вспомнил, как в институте, в общаге, какой-то очень пожилой студент, корчивший из себя бывшего секретного лётчика, рассказывал о ночном бое с чёрным американским самолётом: "Я за ним, а он от меня! Я за ним, а он от меня! Вверх идёт, вверх. Ну, думаю, врёшь, у тебя у мотора мощибольше, зато я вожу лучше. Сбрасываю на первую скорость – и по газам, педаль в пол…" Ярослав, к тому времени налетавший в аэроклубе сорок часов на Як-12, морщился, слушая дурацкие байки, но молчал: чудак угощал всех копчёной кабанятиной, а за это многое можно было простить.
Как же они всё-таки летают без приборов-то?..
Потом он понял, что уже довольно долго разглядывает пристально чёрный блестящий шлем, лежащий перед лобовым стеклом. Шлем соединялся плетёным шлангом с тем горбом, который разделял пилотские места. Может быть, приборы выведены в шлем – проекция на стекло или ещё как-то? В аэроклубе говорили, что такие разработки ведутся. Куда ни повернёшь голову – основные приборы перед тобой, не нужно дёргаться-отвлекаться. А здесь и скорости другие…
Он взял шлем, покрутил. Не было никакого стекла – лицо закрывалось совершенно непрозрачным щитком с пружинящей прокладкой изнутри. А ведь может статься и так, подумал он, что кораблик этот управляется мимическими мышцами или вообще биотоками… ну, тогда ловить нечего. Придётся сначала вылечить пилота, а потом думать дальше.
И просто от некуда девать руки, пока ждёшь, что придумается, без всякой оформленной мысли, он надел шлем – ну, примерить, что ли.
Секунду или две не происходило ничего…
Они шли медленно, часто отдыхая, и рассвет застал их в пути. Но уже почти у самого города – вон, крыши видны! – Спартак лёг в траву и забормотал что-то неразборчиво. Артурчик перевернул его лицом вверх и испугался: морда брата стала худой и незнакомой, губы по цвету слились с кожей, в уголках рта запеклась пена. От глаз остались щёлки, виднелись красноватые белки, и всё. Дышал Портос коротко и резко.
С минуту Артурчик метался, чуть ли не впервые в жизни не зная, что делать. Тащить на себе? Оставить и бежать за помощью? Подать сигнал?
Не дотащить.
Оставлять боязно – даже не столько из-за мелких тварей, которые быстро учуют безопасную добычу, – сколько из-за жувайлов.
На сигнал дров не набрать, сушняк у города весь выбрали, а живые деревья не горят.
Впору было впасть в отчаяние.
"Арамис впал в отчаяние…"
Ага, щас. Или даже – щаз.
На руках – да, не дотащить. Но можно соорудить волокушу. Простенькую, но прочную. Две продольных жерди, три-четыре поперечины, всё обвязать «партизанкой»… и вперёд.
Артурчик достал нож, огляделся и пошёл заготавливать материал.
Когда он вернулся, волоча три сырых ствола какбыбамбука, рядом с братом уже копошились полосатые мышки – принюхивались, тыкались носиками… Их смущало, что эта добыча ещё не до конца мёртвая. Иначе они за полчаса растащили бы всё до косточки.
– Кыш, твари, – замахнулся Артурчик, и мыши исчезли мгновенно – будто зарылись в землю.
Он присел на корточки и, поминутно оглядываясь по сторонам, занялся раскроем, подгонкой и сборкой.
Через полчаса волокуша была готова: две продольные жерди, три поперечины и косуха для жёсткости. «Партизанки» хватило и на вязку узлов, и на быстренькое плетение чего-то вроде простенькой кроватной сетки. Теперь братишке будет удобно… рюкзак под голову…
Пока закатывал тяжёлого и валкого Портоса на волокушу и привязывал его широкой лямкой от рюкзака, понял, что устал. Но почти себе назло встал, впрягся в сбрую – вторую лямку – ухватился руками за оглобли и пошёл, пошёл, пошёл, разгоняясь и подстраиваясь под рысканье волокуши, вперёд, вперёд, к домам, к своим, ловя ногами рыскающую кривую дорожку – и при этом внимательнейшим образом глядя под ноги себе и на кроны деревьев, прислушиваясь к лёгкому шороху листьев и внюхиваясь во встречный ветерок…
Часа через полтора навстречу истекающему потом Арамису попался сумасшедший поп Паша.
Несколько раз Ярослав пытался рассказать о том, что произошло, и снова и снова его разбирала эта сумасшедшая сердечная одышка – будто он только что бегом спустился с высокой горы, сумасшедший ускоряющийся бег, который нельзя остановить или даже умерить и уже нельзя убыстрить, потому что ноги не способны мелькать с такой скоростью…
– В общем, так, ребята, – выговорил он наконец. – Лететь мы не сможем. Он чем-то шарахает по мозгам. Не сильно, но внятно. Но зато вполне сможем катиться по земле. Даже появляется что-то вроде карты…
– Давненько я не брал в руки карты, – со смешком сказал Олег.
– И не совсем по земле, – сказал Михель. – Эта штука приподнималась. Вот на столько, – и раздвинул пальцы где-то на толщину ладони.
– Ну да, – согласился Ярослав. – Это логично: летать может только пилот, на которого машина записана. А гонять её по полю должен мочь любой техник…
– Хорошо, если поле ровное, – сказал Олег. – А в нашем случае…