Потом Санька ещё раз внимательно осмотрелся, оценил обстановку со всех сторон и понял, что здорово поторопился с выводами. Ничего не кончилось…
От кометы было уже не отвернуть, значит, сейчас надо разворачиваться и тормозить полной тягой. То есть подставить под прицелы штурмовиков нос, уже ничем не прикрытый. И на «Пантерах» это тоже понимали: обе пары разошлись, увеличивая себе сектора обстрела и, наверное, перебрасывая мощность от двигателей к лазерным батареям. Это нельзя сделать мгновенно, но как раз к моменту поворота «Неустрашимого» штурмовики будут готовы дать полный импульс.
И небронированный кораблик просто испарится.
А если не развернётся, то врежется в комету – и тоже испарится. На такой скорости снежное облако покажется бетонной стеной.
Так. Сейчас точка разворота. Вот… вот… вот. Всё. Тормозить поздно.
Чего хочет Рра-Рашт? Войти в суб? Но прямо по курсу комета, несколько крупных планет, звезда… в субе их гравитационное поле точно так же отклоняет траекторию полёта, как и в обычном пространстве… то есть выйти из суба можно где попало…
Конечно, это риск, и большой. Но продолжать идти вперёд – стопроцентная гибель.
Однако Рра-Рашт и не думает запускать эмиттер. И даже не думает разворачиваться.
Скорость уже десять. К моменту входа в комету – будет шестнадцать. Долю секунды кораблик продержится. Долю секунды, растянутую визиблом до бесконечности.
Как будто прикосновение руки к плечу: спокойнее, спокойнее, Старш-ший. Всё будет хорошо.
Очень хочется в это верить…
Сзади открылась дверь. Там не было никакой двери, но она открылась. Вошёл и остановился, озираясь, пацан в лётном комбинезоне, без шлема. В руках у него была большая дымящаяся кружка с эмблемой Т-зоны "Пари – Авиасьон" – там выпускали лёгкие сторожевики «Арамис» и «Портос» и сейчас испытывали более мощные – и уже заточенные под взрослых пилотов – «Атосы» и "д`Артаньяны". Всё это было Саньке родным и знакомым. Пацан и сам был знаком – один из тех трёх идиотов, которые прошлым летом готовились взорвать Питер…
Которые захватили Юльку.
Он повторил ещё раз: «Юльку». Потом ещё. И ничего не почувствовал.
Визибл. Хорошая штука. Полезная.
Ну и ладно, подумал он. Всё равно сейчас всё кончится.
– Ни фига себе… – сказал пацан и уронил кружку. Санька увидел происходящее как бы его глазами: километровый плазменный конус позади кораблика светился ярко, как маленькое солнце. Из рубки его видно не было, разумеется, но свет падал на приближающуюся снежную стену, теперь ровную, ослепительно-белую и всё более и более яркую…)
С прибытием подкрепления дело пошло хорошо. Сначала Вовочка ещё раз слазил вниз и напоил и растормошил Олега, совсем уже обессилевшего, а потом по совету Драча привязал вторую верёвку к той руке Олега, которая осталась наверху – чтобы тянуть то за руку, то за рюкзак и как бы расшатывать застрявшего учителя.
Ему спустили масло, кувшин за кувшином, и Вовочка аккуратно и понемногу вылил его на стены Жерла, на рюкзак и на грудь и плечи Олега.
Когда он вылез, взрослые уже наладили приспособу для подъёма, наподобие колодезного журавля. Сушка с Дарьей взялись за верёвки, а Драч, привязавшись сам, навис над дырой и всем руководил.
– И…раз! И… два! Помалу, помалу… Дарья, давай. Ещё разочек… Сушка, ты. Дарья. Сушка. Оба вместе… понемногу, да не дёргайте, черти, плавно, плавно… Ещё-ещё-ещё!.. есть! Пошёл! Всё, выбирайте, тащим! Вот он, вот он, господин учитель…
Пока ладили и вытаскивали, браты-мушкетёры сделали хорошие прочные носилки, а Михель тщательно расчистил место, где два часа горел большой сигнальный костёр, смёл в специально вырытую ямку все угольки и потом ещё на всякий случай завалил горячую землю свежей травой. На эту траву и приволокли закоченевшего Олега, что-то с него содрали, что-то срезали, обмыли горячей водой, растёрли водкой, дали глотнуть, ещё растёрли, Дарья, бормоча матерные слова, осторожно, но сильно сгибала-разгибала ему руки и ноги, Олег стонал, несколько раз заорал, но не слишком громко. Потом на него натянули шерстяные носки, кальсоны и свитера, закутали в одеяло, положили на носилки и понесли бегом, сменяя друг друга на ходу.
Олег – он был сильный, но лёгкий.
Темнело быстро. Всё больше корней подворачивалось под ноги, пару раз куда-то исчезала тропа, и её приходилось искать с факелами. Олег порывался идти, но встать ему не позволили. У него начинался жар, и время от времени он пытался с кем-то разговаривать на неизвестном языке. Потом внезапно оборвался лес, и все остановились: огромный оранжевый костёр полыхал совсем рядом, его обступили маленькие куколки-фигурки – и никто не двигался.
– Это же кузня, – вдруг сообразил Сушка. – Это же кузня горит. Что же там гореть-то могет так сильно?
– Мазута, – сказали сзади. Из темноты на свет выдвинулся пан Ярослав. – Две бочки мазуты вылили, паршивцы… Пойдёмте-ка в тень, нечего нам тут светиться. Что учитель, жив ли?
– Жив, – слабым голосом сказал Олег. – Только ног не чувствует, а так всё нормально.
– Хозяин, что за дела-то? – не переставал Сушка. – Это жувайлы беса тешат, что ли? Так мы на них управу-то найдём, живо найдём.
– Как бы на нас не нашли, – мрачно сказал пан Ярослав.
– Что стряслось, батя? – вылез вперёд Драч.